Рейтинг: G
Жанры: Джен, Романтика, Философия, Повседневность, POV
Размер: Драббл, 3 страницы
Описание:Вряд ли меня поймет тот, кто ни разу не закрывал глаза, делая сильный вдох возле свеженаписанной картины. Если у вас никогда не возникало желания прикоснуться к полотну рукой, словно ища ласки у любимого в объятиях, вам будет странно наблюдать за моей реакцией на заляпанный цветными каплями мольберт, перепачканные красками кисти, мастихины и масленку, измаранную разноцветными мазками палитру. Каждый из вас имеет полное право назвать меня чокнутым...
-----ЧИТАТЬ-----Уютная просторная комната, насквозь пронизанная тонкими светящимися нитями солнца, под самой крышей старого дома. Яркие солнечные лучи, играя мелкими пылинками в воздухе, лениво ползут по дощатому полу, задевая немногочисленные предметы мебели. И останавливаются в самом центре, где, словно парковая скульптура, возвышается главное сооружение – старый потертый мольберт. В воздухе витает терпкий аромат масла и темперы, нос щекочет и раздражает запах терпентина. Солнечные блики играют на гранях многочисленных бутылочек с медиумом, сиккативом и пигментами… Красиво, правда?
Черта с два! Все это не мастерская художника, а литературный прием, этакое «богемное» описание, которое должно вас заставить проникнуться духом студии талантливого живописца. Комната на чердаке? Возможно, но чаще это угол в квартире, сплошь захламленный непонятными для твоих гостей предметами, которые, словно в лавке старьевщика навалены без какого-либо принципа и порядка. Единственное сходство – мольберт. Да, старый. Да, пошарпанный. Зачастую «украшенный» неимоверным количеством цветных потеков, словно художник стремился изрисовать именно его, а не льняной холст на подрамнике.
…
Утро. Иногда это самое подходящее время, чтобы провести интимную встречу с искусством (ну, если конечно больше не с кем). Когда в моей голове благодаря здоровому и продолжительному сну еще ничего «тяжелого» и «грязного» нет, можно, не напрягая извилины (за день еще будет возможность их напрячь и даже в Гордиев узел завязать), просто для удовольствия взять в руки кисть и провести ею по девственно чистому холсту. Затем, смочив ее в воде и немного отжав, сделать несколько влажных мазков, чтобы разбудить чистое полотно, словно пытаясь пробудить ото сна поцелуем любимого, легко и влажно прижимая свои губы к его виску.
Каждый в своей жизни ищет выход энергии, которая накапливается благодаря полученному за день негативу, склокам, проблемам и прочей ерунде. Я, собрав это все внутри себя, где-то в области печени, и вынашивая несколько дней, подхожу к мольберту и стараюсь выплеснуть все эмоции на холст. Что там появится, неизвестно даже мне, творцу всей этой хрени. Но это и не важно, главное не победа, а участие. Для меня важен сам процесс, то, что будут чувствовать мои руки, а не то, что, в конце концов, увидят мои глаза. Все это время, изо дня в день, ты молча наблюдаешь за мной из дальнего угла, прижимаясь к холодной стене и боясь потревожить.
Зажимаю кисть в зубах и протягиваю руку к подоконнику. Шоколад. Главное - черный и горький. Без него я не могу. Затем кнопка «play» и, как следствие, словно маленькие мотыльки над цветущей клумбой по комнате начинают порхать звуки музыки. Это обязательное условие для того, чтобы странная персона с именем Фантазия неторопливо и размеренно подошла и стала у меня за спиной. Без нее невозможно поднять руку с кистью и сделать хоть один мазок, ведь получится простая покраска поверхности в заданный цвет…
Вот и сейчас она стоит позади, положив подбородок на мое плечо, и тихонько нашептывает мне на ухо свою незамысловатую идейку. Я не совсем понимаю, как это должно выглядеть, но, повинуясь ее напору, протягиваю руку к палитре и зачерпываю неаполитанский желтый и кадмий оранжевый. Рука, словно ветка ивы на ветру, изгибаясь и плавно качаясь, вырисовывает неспешные, размашистые линии. Отойдя и прищурив один глаз, пытаюсь угадать, что появится на полотне через какое-то время. Протягиваю руку к ящику с красками и, порывшись, словно ребенок в новогодней корзинке с подарками в поисках конфеты повкусней, выбираю одну тубу и, словно зубную пасту на щетку, выдавливаю на холст лимонно-желтый перманент…
Все это время, опершись о стену в углу комнаты, ты наблюдаешь за мной. Я это чувствую, так как мои руки подрагивают, а внутри, словно в суровом месяце феврале, ощущается стужа и озноб. Может, именно поэтому мой друг и соратник, Фантазия, взяв мою руку с зажатой кистью в свою, набирает с палитры новую порцию жизни - синий ультрамарин и небесную лазурь. Сделав круговые движения, рука, словно исполняя танец крутящихся дервишей – таннуру, вырисовывает большой круг в центре пламенного желто-горячего фона…
Волосы, словно кулисы в театре юного зрителя, закрывающие лицо, отвлекают от процесса и непосредственного созерцания за непонятным пока даже мне сюжетом. Вытираю руки о футболку, от чего она становится похожа на рисунок малыша, накаляканый пальчиковыми красками, беру шнурок и завязываю волосы в «хвост». Продолжаю смешивать краски и получаю все новые и новые цвета - цвета жизни, легкости, свободы и простора…
Хочется дать холсту возможность привыкнуть к новым ощущениям и впитать в себя энергию масла, дабы проникнуться душой и эмоциями друг с другом. Делаю перерыв, и как небольшое поощрение художнику, отламываю кусок горького шоколада и отправляю его в рот. Это очень благотворно отражается на «девушке-Фантазии», незримо находящейся сейчас возле меня и обнимающей меня двумя руками за плечи, от чего всем телом ощущаю приятную негу, словно весенний ручеек, разливающуюся по венам…
Оставив влюбленный в краски холст наедине с мольбертом, пытаюсь себя чем-то занять. Маленькими маникюрными ножничками, вырезаю из матовой черной пленки оракал, трафарет скорпиона. На девственно чистой белой крышке багажника моего автомобиля, теперь будет красоваться смертельно-ядовитое и очень коварное существо, которое, согласно легенде, является воплощением жертвенности и самоотверженности. Не люблю белый цвет, априори. Он ни о чем. Что он может поведать? Для чего нужен? Ведь его даже в природе не существует. Белый, чистый, кристальный, прозрачный - не люблю эти определения, кажется, будто описываешь пустоту. Может, именно поэтому и хочется постоянно уменьшить количество белого в своей жизни? Теперь, сидя в машине, буду чувствовать у себя за спиной что-то «темное», насыщенное, оберегающее; каждому, наверное, хочется, чтобы за спиной хоть что-то, да было...
Подойдя к уставшему и довольному своей наполненностью холсту, провожу пальцем и, снимая излишки масла, задумчиво смотрю на картину. Отрешенно растираю мягкую, слегка вязкую краску между пальцами. Обожаю запах художественного масла, его аромат чем-то напоминает запах масла машинного, но это ничуть не портит ощущения эйфории, блуждающее по моему телу в момент соития с прекрасным. Вряд ли это поймет тот, кто ни разу не закрывал глаза, делая сильный вдох возле свеженаписанной картины. Если у вас никогда не возникало желания прикоснуться хоть рукой, хоть щекой к полотну, словно ища ласки у любимого в объятиях, моя реакция на заляпанный цветными каплями мольберт, перепачканные красками кисти, мастихины, масленку и измаранную разноцветными мазками палитру, покажется странной. Каждый из вас имеет полное право назвать меня чокнутым.
Руки, лицо, одежда, пол вокруг мольберта и у меня под ногами - все в грунтовке и красках, и это прекрасно. Значит, ты полностью отдался творчеству, не обращая внимания на условности. Полная и всеобъемлющая экзальтация охватывает тебя, когда видишь завершенной свою работу. Да, именно завершенной, а не законченной; работа художника никогда не заканчивается, пока жив автор, и рука его сжимает кисть. Если бы картины могли стоять перед моим взором постоянно, а руки неустанно сжимали мастихин и палитру, я рисовал бы вечно. Этот процесс остановить невозможно, вот и сейчас, замерев не надолго, поворачиваю голову в твою сторону и рассматриваю твое лицо. Оно прекрасно, но так хочется что-то изменить…
Ты стоишь, опершись о стену в углу, молча смотришь за всем происходящим. Отвожу взгляд от тебя и, затаив дыхание на несколько мгновений, смотрю на заполненный моей чертовкой-Фантазией холст. Прекрасное огненно-оранжевое палевое небо и прозрачное нежно-голубое солнце. Фантазия явно переплюнула своего автора, может пора поменяться ролями? Возможно, для следующего шага не хватает именно того, чего я боялся все это время?
Беру кисть, белила цинковые и сильным размахом перечеркиваю холст. Затем, методично зарисовываю солнце и небо, словно стирая ластиком детский рисунок, сделанный карандашом. Белый, чистый, словно обнаженный холст предстает перед моим взором. А может это не так уж и плохо? Может, это будет поводом напрячься и сделать следующий шаг навстречу неизвестному?
Возможно. Но тогда я изменю и тебя. Беру кисть и белую краску, иду в угол комнаты. Подойдя вплотную, поднимаю руку и замираю, последний раз рассматривая твои черты, застывшие на портрете. Целый год я тебя создавал, ликвидировал, вырисовывал, уничтожал, восстанавливал, разрушал и снова сооружал из своих фантазий и эмоций. И все это потому, что, однажды столкнувшись со мной на лестничной клетке и увидев в руках у меня этюдник, ты сказал: «Я был бы очень рад увидеть, как вы рисуете…»
Всего несколько слов из твоих уст и мое исступление сменяется всплеском непонятной радости и вспышкой сумасшедшей страсти, затем плавно переходит в упоение твоим неземным образом, который преследовал меня долгих двенадцать месяцев. Но сегодня я готов отпустить тебя и начать свою жизнь с чистого, неизвестного доселе, но очень желанного белого цвета. Возможно, это действительно не настолько страшно, и белый цвет в природе и в нашей жизни все же существует? Но даже если и нет, у меня всегда в руках может оказаться баночка с надписью «БЕЛИЛА ЦИНКОВЫЕ», и я смогу добавить белый в свою жизнь…